— Пока все собираются, давайте я вам про планеты расскажу, — говорит высокая девушка с длинными волосами и приятной улыбкой. — Я в планетарии работаю, поэтому кучу всего знаю.
Из зала спрашивают про Луну.
— А что, — говорит, — Луна? Спутник Земли. Мы половины её не видим. — Рисует на доске маркером Землю, Луну и Солнце. — А ещё на ней нет ветра, поэтому следы остаются навсегда.
Я беру со стола тетрадь и ручку, пишу: «На Луне нет ветра. Ого». Рисую ветер. Тетрадь не моя, эти тетради — несколько пухлых линованных летописей «Леса», которые сегодня оказались в распоряжении зрителей спектакля «Лес. Ангелина»: в них можно писать и рисовать отзывы, конспекты, размышления. Когда сегодняшний спектакль закончится, мы уйдём, а тетради останутся. К сквозному коллективному размышлению прибавится ещё кусочек, который никогда не опишет целое, но навсегда станет неотъемлемой его частью. Очень точное отражение сути спектакля-грибницы «Лес», основанного на текстах философа Владимира Бибихина.
«Лес. Бибихин» — это многосоставной спектакль. Он прорастает параллельно и перпендикулярно, как попало и вместе с тем в рамках большой художественно-философской концепции. Начал проект режиссёр Борис Павлович, и всё заверте: «Лес» стал воплощаться в постановки, ридинги, лекции, разговоры и походы, разросся по разным городам (хотя сконцентрировался в Петербурге), породил из себя сюрреалистичные картинки авторства Жени Сташкова (стикеры продаются на входе) и очень разные способы диалога со зрителем. Горизонтальный и самоорганизованный «Лес» предлагает простое и глубокое действие: почитать тексты философа Бибихина и соотнестись с ними. А форма — тут уж кто во что горазд.
В первой постановке «Леса», которую я смотрю, — моноспектакле «Лес. Ангелина» — актриса Ангелина Засенцева собирает всех в дальнем зале бара Lebowsky и, отстраиваясь от сложного текста, рассказывает о самой себе: драматургически выстроенно, но не прикрываясь образом. Её выступление — это стендап, который постоянно балансирует между театром и исповедью: смешно, образно и максимально честно. Девушка читает из книги Бибихина «Узнай себя» и откликается на то, что ей понятно и близко. Каждая мысль рифмуется с эпизодом из жизни или личным размышлением, но упрощения в этом нет: скорее, Ангелина работает переводчицей с философского на персональный. Её рассказ подкреплён реквизитом из разных этапов жизни: фотографиями родителей; картой с наклейками на месте ключевых городов, где она жила; бумажной куклой — точно такой, какая была в детстве; портретом актрисы, на которую Ангелина считает себя похожей; нарисованным в реальном времени генеалогическим древом. Всё это — попытка понять, из чего она, девушка с фамилией, которую носят кроме неё всего 16 человек в мире, состоит; попытка изучить себя как биологический, социальный, географический объект. Правда, сколь научно ни подходи к самопознанию, оно невозможно без Другого, об которого можно себя помыслить. Здесь первый Другой — это философ Бибихин. Второй — зритель, громко смеющийся или вздыхающий от узнавания контекста. Третий — примечательный бармен за стенкой, который торопится пошутить все шутки до начала спектакля. Именно это плотное поле разных людей, в котором Ангелина одновременно и героиня, и проводник к лично-философским вопросам, поднимает спектакль над одной частной историей и превращает его в систему познания человека как такового. Конечно, без пафоса и зауми, потому что юмор и диалог здесь главные инструменты, а они в одном поле с пафосом не живут.
Во второй постановке бибихинского цикла, на которой я оказываюсь через пару дней, — спектакле «Лес. Грибы» — всё работает противоположным образом: зрителям полагается ждать, скучать, вглядываться в темноту, встречаться с собственным ощущением времени, а также слушать дребезжащие звуки самодельных инструментов из колод и верёвок и лекцию, прочитанную шёпотом. Здесь в качестве основы выбран текст Бибихина о грибнице, похожей на нервную систему. Пока наблюдаешь перформативное присутствие научной мысли, врастаешь в «здесь и сейчас». Какая самость, какая личность, какое прошлое, когда всё, чем обладаешь ты и сидящие вокруг — это сложнейший природный механизм? Трансовое состояние, в которое вводят шёпот рассказчика (Тимофей Глинин), музыка (Алёна Митропова, Александр Машанов) и видеоряд (Анастасия Шубина), позволяет осознавать себя совершенно по-другому: не через реконструкцию событий и соотнесение с другими, а через присутствие в моменте, через ощущение, что твоё сознание целостно и определено не тобой. Эта постановка похожа на шаманский транс. Заканчивается она тогда, когда зрители инициируют привычный театральный ритуал и прерывают мистическое путешествие, осознав себя отдельными людьми, а не частью неделимой нейросистемы. А на самом деле не заканчивается вовсе, а прорастает через тебя шорохом кожаного бубна и тишиной грибницы, растущей себе вне любых человеческих координат.
Глобально спектакль-грибница «Лес» устроен так, что целого здесь не знает никто. Посмотришь одну, две, пять постановок — и ухватишь общую идею, но не картину целиком. Возможно, потому что её нет вовсе: это динамическая структура миропонимания, которую Владимир Бибихин облёк в слова, а создатели отдельных постановок воплотили на сцене с помощью близкого им художественного языка. Каждая постановка открывает отдельный вход в систему вопросов о главном: «Ангелина» — через понятные эмоции и солидарность человека с человеком, «Грибы» — через сенсорный ритуал. Я не видела остальных спектаклей «Леса», но чувствую, что могла бы войти в него еще десятью разными способами, а может, и изобрести свой. Несмотря на текстовую основу, спектакль-грибница не интерпретирует философскую мысль, а выстраивает с ней диалог, помогает прожить и расширить отношение к миру. Возможно, потому, что в основе спектакля-грибницы на самом деле никакой не текст и никакой не Бибихин, а глобальная задача искусства — попытка понять и по-своему рассказать мир, а потом оставить в нём след.
