В 1816 году из Франции отплыл фрегат под названием «Медуза». На нём король Людовик XVIII решил отправить несколько сотен служащих в недавно отвоёванный у Великобритании Сенегал, но по дороге корабль из-за некомпетентности команды сел на мель. Конечно, лодок на всех не хватило, и люди построили огромный плот. Однако невозможность нормально буксировать громоздкую конструкцию, нехватка еды, воды и приближающийся шторм превратили эвакуацию в катастрофу: те, кто сидел в лодках, обрезали канаты и уплыли к берегу, а оставшиеся на плоту люди превратились в зверей. Неспособные договориться, они сталкивали за борт слабых, ели друг друга, погибали в отчаянной борьбе за безопасное место. В итоге на плоту выжили только 15 человек. Узнав об этом через два года, Теодор Жерико, предтеча романтизма в мире изобразительного искусства, досконально изучил всё, что было связано с происшествием, и написал картину «Плот “Медузы”». Конкретную катастрофу людей, пропадающих в открытом море, художник превратил во вневременной миф о выживании, отчаянии и надежде.
Этот сюжет вдохновил современного хореографа Павла Глухова на пластическое осмысление трагедии «Медузы». В диалоге с музыкой Василия Пешкова и видеооформлением Алексея Бычкова на сцене воплотилась мощная часовая хореография в исполнении танцевальной труппы Воронежского Камерного театра. В ней не только раскрывается сама история, но и исследуется глубинная природа человека: кто как поведёт себя в экстремальной ситуации, кто будет помогать, а кто — беспокоиться только о себе, кто попытается справиться самостоятельно, а кто станет искать поддержки среди других. Разыскивая ответы на серьёзные этические вопросы, спектакль в первую очередь обращается к чувственному восприятию и заставляет зрителей вместе с исполнителями проживать встречу со стихией: как с морской, так и с социальной.
Из-за огромной полукруглой мерцающей шторы появляется толпа в жёлтом и чёрном. Вначале мы видим всего лишь тени: искажённые, загадочные, они надвигаются, словно морские чудовища, и только потом превращаются в людей. Все очень разные, но составляют части единого целого. Никакого плота ещё нет, но уже начинается исследование границ тела, своего и чужого, и размещения в пространстве: в распоряжении танцовщиков вся сцена, но они, изгибаясь под причудливыми углами, выстраиваются в небольшом прямоугольнике света. Это одновременно почти прямое цитирование картины и предвосхищение: сейчас что-то случится.
Позже стихия — и музыкально, и визуально — заполняет пространство. Пытаясь войти с ней в контакт, исполнители проносят себя через эволюционные стадии: вот они соединяются свободными валентностями, образуют групповую молекулярную структуру, вот отрастают щупальцами в стороны и как будто втекают в подводный мир, а вот становятся всё единее и плотнее — и уже противостоят разбушевавшимся волнам. В какой-то момент возникает плот с мачтой-шестом посередине, и всю толпу раскачивает, размётывает по разным уровням: пока кто-то забирается на самый верх, другие держатся друг за друга внизу.
Помните, что случилось на реальном плоту? Спектакль удерживает ощущение противодействия, борьбы и ответственности за самих себя, но помещает историю в два параллельных мира. Не исчезает бурное, жадное, утягивающее людей море, но появляется и другая стихия — человеческая. В атмосфере ночного клуба посреди глубоких вод мы видим уже не толпу, но отдельные истории о непохожести и равнодушии, желании заслужить признание и подавить личность другого. Буря ломает гибкого мужчину в жёлтом платье, оставляет на произвол судьбы девушку в авиационном шлеме. В танце отчётливо и ярко видно, каким одиноким и хрупким может быть человек, теряющий опору.
Исполнителей на сцене всего десять, но кажется, что за время спектакля перед нашими глазами проходят все 147 человек, сошедших с корабля на плот. Кто-то погибает в шторме, кого-то намеренно выталкивают за борт свои, кто-то становится чешуйчатым морским созданием, красивым и ярким, но уже совершенно не похожим на человека. И когда буря наконец спадает, становится понятно, что стихия изменила всех: и погибших, и выживших, и, наконец, тех, кто смотрел на её буйство из зала. Чтобы вернуть зрителям ощущение твёрдой земли и отделить от глубоких вод, можно только закрыть занавес, но даже после этого не покидает ощущение: мы уйдём, а герои этой страшной истории останутся здесь навечно, вросшие в морское дно и коллективную память.
