Александр Янушкевич поставил в Театре кукол Карелии, кажется, самого тихого и замедленного «Сирано де Бержерака». Сценография Татьяны Нерсисян – плотная и технически сложная. Сначала рябит от зеркал, как в фойе Табакерки, но потом привыкаешь и видишь, что в глубине, как в муравейнике, по металлическим конструкциям быстро передвигаются актеры, чтобы в нужный момент выглянуть или пройти через тройное отражение, которое может еще и удваиваться. Там, на заднем невидимом плане, все прочно, просто, технично – оптимальный рабочий процесс. В визуальном решении спектакля сошлись конструктивизм начала прошлого века и глянец века нынешнего. Зеркальный карточный домик на переднем плане – отражает, укрупняет, но и изолирует, как бы помещая человека внутрь гаджета, делая его одной из микросхем.
У Сирано (Олег Романов) грубо приделан нос, напоминая, что это – территория Театра кукол. Зритель не видит серьезных схваток, но видит, что его лицо все грязнее от крови. Словно бьется он своим носом о стену где-то там в глубине, в реальной жизни. В какой-то момент кто-то переворачивает трубку калейдоскопа и немного уставшие персонажи, как стеклышки, высыпаются на передний план. В скользящем орнаменте попытка вырваться возможна только при обрушении всей, на вид прочной, но, в сущности, хрупкой карточной конструкции. Но, если обрушится мир зазеркальный, явится утилитарный рабочий снаряд и записывающие камеры.
Рассказ о спектакле можно было бы и закончить более детальным осмыслением сценографии. В ней уже все есть. На спектакле «Сад», поставленном в Петрозаводске ранее, Янушкевич и Нерсисян показали, как виртуозно они умеют создать среду и костюм, которые не просто помогают актеру, но и не оставляют шанса на провал идеи спектакля.
Но Александр Янушкевич работает далеко не только на визуальном поле. Он умеет сделать актеров проводниками, выводя их на уровень символов и знаков. Появление Сирано из «блестящей оболочки» поп-звезды Монфлёри – неплохой ход для начала спектакля – рождение тихой трагедии из громкого фарса, первая кровь. Кристиан (Родион Михно) молод, хорош, но без пылких порывов. Он понимает, что глуп и что лучше выкладывать фотографии в инстаграм, а не пытаться говорить. В спектакле есть прекрасный ход: во время сцены под балконом, с помощью видео, верхняя часть лица Кристиана совмещена с нижней говорящей Сирано. В темноте социальных сетей можно влюбиться в образ, созданный любым количеством персонажей. Одного умения пользоваться интернетом достаточно, чтобы выдать себя за знатока и интеллектуала. Хорошо, если это Сирано с носом, но ведь, оставаясь невидимым, задурить голову может любой дурак, псих или маньяк.
Тут у Янушкевича снова есть козырь в кармане. Роксана (Марина Збуржинская) – не юная невинная дева. Она решительна, опытна и напоминает Маркизу де Мертей из «Опасных связей». Она не обманывается – она играет. Постепенно смывая с себя грим, актриса становится все моложе и привлекательнее. И вот она уже с открытым лицом выходит к залитому кровью Сирано, обнаруживая себя и его вне холодной паутины обмана. Но поздно… Их роман в письмах не был циничен, как у де Лакло и не был романтичен, как у Ростана. Это попытка усталых, разочарованных и обреченных людей последними усилиями воли возбудить и удержать интерес к себе, сохранить неравнодушие к миру.
Даже перевод Владимира Соловьева и Юрия Айхенвальда, адаптированный Аленой Иванюшенко, не спасает устаревший романтизм Ростана. Но в решении режиссера любовный треугольник узнаваем – это уже не треугольник, а матрица бесконечных комбинаций.
Хореограф Александр Козин задействовал сценографию максимально. Все персонажи, включая гвардейцев-монахов, телесно вписаны так, что каждая линия читается четко, вплывая и выплывая из фокуса внимания.
Основная причина востребованности пьесы Ростана в 21 веке – поиск героя. Но как найти его в кривых зеркалах? По торчащему носу и следам крови? В момент реальной гибели? Не только гвардейцы, но и решительное спокойствие роднит Сирано Янушкевича с Сирано Рощина в Александринке. Роднит ощущение принятия своего тотального одиночества и, в сущности, обреченности. Помнится, в прошлом веке Сергей Шакуров на сцене Театра Станиславского создал образ яростного бойца и пылкого влюбленного. Его голос был страстен, жесты открыты, движения резки, кровь была на его врагах, а смерть звучала гимном любви и доблести. Время гимнов сменилось временем песен-однодневок. Герой уже тот, кто просто пел свою песню до физического конца.
Автор – Ольга Ковлакова
