Советскую мебель, расставленную по сцене, уносят; отклеивают от пола линии малярного скотча, отделяющие, как в фильме «Догвилль», одну воображаемую комнату от другой. Прошлое деконструируется у нас на глазах — а потом собирается заново в простом монологе. Рассказ о детстве, родовой памяти, деталях быта и приметах времени бурлит, как горная река, иногда перекатываясь через камни-вопросы режиссера. Это моноспектакль Ингеборги Дапкунайте в постановке Саввы Савельева — Sveiki sulaukę, в переводе с литовского «Добро пожаловать», или иначе: «Привет дождавшимся». Кто пожаловал и чего дождались, можно узнать, отдавшись потоку воспоминаний, и чем ближе к финалу — тем больше эти детали прошлого кажутся знакомыми, почти родными, даже если вы никогда не жили в советской Литве.
Впервые работа была показана в рамках «Арт-лаборатории» на сцене Воронежского Камерного театра — и в итоге формат открытой репетиции стал художественным приемом. Ингеборга перебирает воспоминания, как бы отвечая кому-то, кто спросил: вот здесь, значит, улица, потом сад, вот вход в дом, тут прихожая, висят пальто, дальше большая комната — сюда приносят стол к празднику, а вот комната бабушки и мое раскладное кресло… Актриса физически передвигается по маршруту детства и ведет за собой невидимого собеседника, а тот не боится прерывать ее вопросами и репликами вроде: «Где висела картина?», «Давай теперь про подарки» и даже «А что это ты такое сейчас сделала?». Ингеборга отвечает непринужденно, как будто они с режиссером прямо на месте договариваются, каким будет спектакль. «Лампа не та, но ладно, давай пока с такой», «Это я в обморок упала, в следующий раз постараюсь поталантливее», «Только что было про обувь, зачем коробка?» Обманчиво спонтанная, а на самом деле четко выверенная последовательность поворотов памяти делает истории Ингеборги объемнее, позволяет описывать не только жизнь отдельно взятой семьи, но и контекст времени, а форма живого диалога в рабочем процессе подчеркивает, насколько память зыбка и гибка. Даже если начать рассказывать то же самое сначала, получится по-другому, всплывет та или иная деталь, упущенная в предыдущих версиях. И только самое главное останется неизменным — чувства, которые вызывают истории о прошлом.
Сцена оформлена минималистично: стул, высокий столик, простой свет — и актриса в платье и кроссовках, легкая и подвижная. Да, еще предметы, которые деловито выносят помощники: то лампа, то картонная коробка. Центральное место занимает она, Ингеборга, и перетекающие друг в друга истории, которые она тут же иллюстрирует всей собой. Постановка ощущается очень личной: как будто вы собрались на кухне, и большая актриса по-свойски стала рассказывать про дом, где жила с бабушкой, дедушкой, тетей и дядей, делиться своим домашним именем и парой неловких случаев из детства, описывать, как дедушка ставил на окно лампу, которая должна была не гореть, если кого-то забрали в НКВД, по касательной вспоминать, как папа-дипломат выл по ночам, и подробно показывать, как в ее семье праздновали Рождество. В этой структуре остается место внутреннему диалогу зрителя с самим собой — в ответ на истории Ингеборги есть возможность припомнить: «А вот у меня…». Это превращает театральное со-переживание в коллективную практику коммеморации, то есть способ укрепить и передать память о прошлом. Сегодня такие вещи и в творчестве, и в исследованиях, и в повседневной жизни довольно востребованы, ведь через историю семьи, связь с местами, где селились предки, или личные карты районов и домов часто получается отыскать ту опору и то ощущение принадлежности, которых не хватает в изолированности многоэтажек и скоростях больших городов.
Если один лейтмотив постановки — коллективное припоминание, то второй, безусловно, общность и поддержка рода. Истории самой Ингеборги, сыгранные с большим мастерством и подкупающей искренностью, постоянно оказываются историями о семье. Спектакль не ставит вопрос о важности родственных связей, он дает почувствовать их как нечто само собой разумеющееся, теплое и важное. Особенно идею подчеркивает повторяющийся рассказ о Рождестве — празднике, который всегда отмечали в литовской семье, скрывая это в советское время и с гордостью предъявляя в дальнейшем. “Sveiki sulaukę” — начало формулы поздравления, в которой приветствуют всех, кто собрался за рождественским столом, и желают, чтобы в следующем году людей было не меньше. Конечно, со временем близкие стареют и уходят, и от Рождества к Рождеству рассказчица все больше становится не просто свидетельницей, но хранительницей традиции. Чувствуется, как через Ингеборгу — закрепленную в пространстве и времени точку отсчета — течет история рода, места и эпохи, и очень скоро становится ясно: она пронизывает всех нас, неизбежно приближаясь ко дню сегодняшнему. Это актуализирует формулу Линор Горалик «страшно не то, что мы взрослые, а то, что взрослые — это мы», только в немного измененном виде: не страшно, а, скорее, ответственно, немного грустно и отчего-то очень тепло.
