Обобщая, можно сказать, что перформативная программа Дягилевского в этом году вся получилась о смерти и ее преодолении. И если мысленно провести линию через его ключевые точки, это обобщение сразу начинает выглядеть не таким уж надуманным.
Фестиваль открылся концертом из «Метаморфоз», в которых Рихард Штраус ищет надежду на развалинах немецкой культуры, и Шестой «Патетической» симфонии, увиденной как последняя исповедь Чайковского, с необъявленной, но несомненной минутой молчания в конце. Его экватор обозначил перформанс «СПОРЫ’N’я», который устроил встречу жизни и смерти на берегах Леты. А главным событием стала «Комедия на конец времени» Карла Орфа — самый настоящий Апокалипсис с возрождением для раскаявшихся грешников.
Что нужно, чтобы пережить конец, преодолеть смерть и найти пути к возрождению? Перформанс, ориентированный на процесс, а не результат — подходящая лаборатория для поиска ответов. Возможно, поэтому некоторую перформативность на фестивале приобрели даже события, такой цели не имеющие. В качестве примера можно привести неожиданно драматургичные мастер-классы или концерт солистов musicAaeterna «Шенберг&Шуберт», который ясно слышимое дыхание музыкантов превратило в эффектный поединок между жизнью и смертью.
Так что же с ответами? Каждый из пунктов перформативной программы предлагает свой.
Любить: Love will tear us apart
Концерт-перформанс Теодора Курентзиса и Анны Гусевой в самых острых и горьких красках живописует, как именно романтическая любовь убивает людей, чтобы вернуть их к самим себе, и прославляет Эрос как источник неиссякаемой творческой силы.
Здесь любовь, которая готова умирать, обретает новую жизнь в бессмертном искусстве, а любовь, которая бежит от смерти, сама превращается в живого мертвеца.
В первой, концертной, части зритель, ведомый великими романтиками, проходит цикл перерождения: сквозь мучительное переживание — к радостному просветлению. Вторая, пластическая, показывает, что происходит с чувством, прирученным и законсервированным в четырех стенах. И от такой картинки хочется отшатнуться, вернувшись назад, в распахнутый на все четыре стороны мир романтической неприкаянности, где любовь может оставаться собой — в вечном пути и непрерывном изменении.
Не бояться: Μοιραι FM / Bride Song / Soulwhirl
Трилогия перформансов на Заводе Шпагина развивает идею большого пути как цепи смертей и рождений. Она начинается с почти античной красоты Bride Song в хореографии Наннин Линнинг на песню Алексея Ретинского. Девушки, в белых струящихся платьях похожие на хрупкие цветы, летают между светом и тьмой: с одной стороны — белый огонек, с другой — черная фигура, невидимая в темноте — то ли тень беспорочной души, то ли смерть как обратная сторона жизни.
Но драгоценное равновесие не может длиться вечно.
Что-то ломается в мире: песня обрывается, скульптурно очерченное сияние поглощает тьма, на смену чистому свету приходит красное зарево над руинами индустриальной цивилизации в Μοιραι FM от творческого объединения «Музыка и термос».
Вместо небесных гармоний здесь нарочито грязный звук, вместо летучих красавиц — грубые старухи-мойры, которые вещают с заброшенной радиостанции. Их третья сестра вот-вот прибудет, чтобы перерезать красный шнурок, принадлежащий некоему греческому герою — то ли нить жизни, то ли пуповину, которая только мешает движению. А пока ее нет, герой делится с покровительницами своей творческой энергией, заставляя их молодеть и хорошеть.
Искусство на наших глазах преображает мир, но не может его спасти, потому что и не должно этого делать: эфир заканчивается вакханалией тотального разрушения, необходимого для создания нового.
И новое появляется из праха. В центростремительном пластическом перформансе Soulwhirl Юлия Цветкова, которая до поры кажется сгустком пустоты, прорастает и крепнет, как растение, а потом теряет связь с материнской почвой и мечется в попытке отменить собственную телесность, вернуться в небытие. Но в этих боли и ужасе обретает самость и смело двигается к свету — к подлинному рождению.
Работать: «Территория Гамлет»
Тот же процесс умирания и воскрешения, но гораздо уже — в границах одной жизни, изучают в своем перформансе Катя Бочавар и Алексей Сюмак. Для первой это жизнь творческая: от проекта до проекта, каждый из которых успокаивает художника, как работа над сценой «Мышеловки» — Гамлета. Для второго — человеческая: в основу ритмический партитуры своих барочных стилизаций Сюмак кладет хруст сухой ветки — той, что обломилась под ногой Офелии. Для обоих этот звук символизирует конец и становится свидетельством: здесь уже нет жизни, пора двигаться дальше.
И снова смерть выступает как организующее начало: чтобы появилось новое, старое должно погибнуть. Потому что хруст ветки похож еще и на треск скорлупы, например. Вязанки хвороста окружают помост сцены как топливо для священного огня творчества. Женщины прижимают их к груди как младенцев: все, что рождается — в любви ли, в муках ли — рано или поздно уйдет.
В мире каждую секунду что-то заканчивается, впуская в жизнь что-то другое. Торжествующий треск заполняет пространство — это перформеры в зале ломают ветки, разложенные по голосам на альты, тенора и басы. У зрителей в руках те же «инструменты»: на не ограниченной сюжетом территории перформанса они могут ломать свои ветки когда и о чем захотят.
Свободно мыслить и чувствовать: «Зачем снятся сны»
Еще более широкое поле для фантазий и ассоциаций распахивает для участников кино-музыкальный перформанс Тихона Пендюрина и Даниила Зинченко. Фильм в эстетике found footage — то есть «найденная пленка» — смонтирован из кинохроник, игрового кино и научпопа СССР 60х-70х годов специально под вокальный цикл Александра Кнайфеля на переводы несуществующих детских стихов английских поэтов.
На экране под легкомысленную детскую (а на самом деле, философскую) песенку живут и радуются уже ушедшие влюбленные, ученые и работяги. А дети и ракеты как воплощения жизни и смерти соседствуют без внутренних противоречий — и это грустно, но это правда.
Причудливая смесь разных измерений советского авангарда, выдуманных реальностей, полу-фантазий и полу-воспоминаний о детстве, балансирующая на созвучиях и контрапунктах, приготовлена интуитивно, без какой бы то ни было генеральной линии. Поэтому ко всему прочему дает зрителю опыт идеологически нейтрального взаимодействия с пропагандой. Но главное — отпускает его полетать без указки и диктовки.
Не соглашаться: Touamotu Aku Aku Hiwa Oa Oanu Raraku Toto Matua Touamota
Еще один своеобразный тренинг внутренней свободы, но уже экстремальный, устраивает гостям фестиваля Алексей Таруц. Фраза в названии его проекта раньше переводилась в Google с языка маори как «вы должны создать своих родителей», а теперь как «я устал от вашей старой крови крови». Проект Таруца материализует смертельную усталость от замкнутого круга смены поколений и эпох.
Человеческий мир, погруженный в туман войны, скручивается в колесо: смартфон — кривое зеркало мира и колодец, высасывающий душу — уравнивается с древним ритуальным атрибутом. Хрупкие тела разрывает экзистенциальный крик: мы все чудовищно измучены, и непонятно, когда все это закончится и закончится ли.
Событие балансирует на грани коллективного опыта, но какой-то малости ему для этого не хватает, и его зрители остаются лишь зрителями. Впрочем, отчасти оно все же срабатывает: дает всем присутствующим повод задуматься о том, что заставляет их оставаться там, где им не хочется быть, и терпеть то, что им не нравится. А еще о том, действительно ли из дискомфортных ситуаций не существует выхода. В конце перформеры решительно покидают задымленное пространство, показывая остальным пример (и дорогу).
Объединяться: «Дыхание»
Пластический перформанс Дины Хусейн и Анны Гарафеевой тоже идет по пути экстремального физического воздействия. Миксуя судорожные выдохи, хрипы, вой и рев, сердцебиения и техногенные шумы, оно загоняет зрителя в собственные границы и заставляет его ощутить себя живым, когда давит на всеобщую, универсальную уязвимость. Есть то, в чем мы действительно одинаковы: перекрой доступ кислорода — и нет человека. А сделать это можно по-разному — за последние несколько тысяч лет было изобретено немало способов.
Драка за кислород заканчивается в груде задохнувшихся, но на долгой дистанции жизнь, любовь и желание делиться все же побеждают смерть, насилие и желание бороться. В конце перформанса человеческое сообщество, представленное группой очень разных по фактуре танцовщиков из разных направлений, научается объединяться и формирует коллективное тело, которому для жизни не нужна борьба.
И это, конечно, утопия, но достойная того, чтобы к ней стремиться. С чего же начать? С начала!
Видеть друг друга: «Труд.Май»
Первый по порядку перформанс фестивальной программы единственный не имеет трагической подоплеки, — только большой гуманистический заряд. Режиссер, хореограф, художник Сергей Ларионов приглашает зрителей в настоящий швейный цех, чтобы устроить для них мастер-класс по видению другого человека. Увлекательный, наглядный — с проекциями, документальными вставками, пластическими этюдами, даже созданием платьев в режиме реального времени — и весьма эффективный.
Через энергетику места, реальные истории, живые голоса и телесное воплощение механики швейного дела «Труд.Май» побуждает нас разглядеть за каждым предметом — и не только одежды — настоящих людей с их надеждами, мечтами, гордостями и радостями.
И, что еще важнее — проявляет творчество, питающее будни, пронизывающее нашу жизнь. Потому что творчество — это главный ответ, который вбирает в себя все прочие.
Творить: «СПОРЫ’N’я»
В дважды рубежном перформансе режиссера Лизы Мороз, драматурга Ипполита Харламова и композитора Кирилла Архипова в единый поток сливаются разные мотивы перформативной программы фестиваля. Он и о любви в разных ее ипостасях, и о вечном споре фантазии и реальности, и о смелости идти своим путем сквозь преграды и неудачи, и о возможности единения противоположностей.
Десять прекрасных актрис (Медея Ясониди, Кристина Заборских, Анаит Казарян, Алиса Олейник, Гала Самойлова, Ульяна Фомичева, Варвара Павлова, Янина Лакоба, Серафима Красникова и Любовь Толкалина) сплетают два десятка стихотворений очень разных поэтов — от Софокла до Рыжего, от Данте до Целана — в единый диалог между жизнью и смертью. Они говорят одно и то же, но на разных языках, и поэтому непримиримы.
А ключом для перевода непереводимого, мостом через Лету становится именно творчество. Поэт с чистой душой — его играет маленький мальчик — выступает неутомимым и бесстрашным посредником между ними, способным нащупать точки соприкосновения жестокого, несправедливого, уродливого реального мира и идеальной гармонии чистого искусства.
В прошлом году на Дягилевском мы искали защиты от страшного будущего. В этом, когда будущее еще не наступило, а страшное уже пришло, выяснилось, что лучший способ защититься от страха — это пройти сквозь него. И мы, кажется, знаем, кого можно взять в провожатые.
