Настя живёт в безымянном крохотном городе, для удобства называемом «родным болотом». Всё здесь привычно, но бесперспективно: на горизонте у героини маячат только вакансия в местном магазине разливного пива или неоправданно строгое собеседование на должность аниматора. За плечами развалившийся брак, а в мыслях объявление о продаже ноутбука по сказочно-приятной цене – за ним нужно только приехать. Настя, которая мечтает о Большой России, а живёт в предательски-маленькой, решает, что это шанс: ноутбук как будто обещает удалённую работу, а вместе с ней стабильный заработок и возможность переезда. Так и отправляется она в своё путешествие за цветочком аленьким, только не на карете, а на старенькой машине подруги. За окном суровая зима, в лесу завывает серый волк, а машина намертво глохнет как раз рядом с проклятой деревней, где поджидает Настеньку не иначе изба Бабы Яги.
Близким героини этот сказочный флёр недоступен. Они обнаруживают Настю спустя три недели после её исчезновения – осунувшуюся, молчаливую, сочинившую неправдоподобную версию своего отсутствия, пропахшую мочой и потом настолько, что подвозивший её водитель просит подстелить газетку. Она ошарашенно смотрит на двери, словно разучилась их открывать, мучается страшной бессонницей и наотрез отказывается рассказать правду. Ни лучшая подруга, ни горячо заинтересованный в Насте бывший муж не справляются с этим мороком, а немногим позже героиня и вовсе принимает страшное решение: вернуться туда, где была пленницей, во что бы то ни стало.
«Пятно» – выпускная квалификационная работа Анны Пестеревой, окончившей программу литературного мастерства в Высшей Школе Экономики. В референсах к повести указаны Кадзуо Исигуро, Мариам Петросян, Хаяо Миядзаки, Дарья Бобылёва и – куда без него – русский народный фольклор. Заявленное пёстрое сочетание предполагает, что в абстрактной русской глубинке уживутся дачники из «Вьюрков» и многорукий дедушка Камадзи, метафорический хоррор и психологический триллер.
На деле же слоёв – а вместе с ними и причудливых сочетаний – ещё больше. Часть повести с мучающейся от бессонницы Настей удивительным образом рифмуется с гриппующими Петровыми, особенно недолгим паломничеством с бывшим одноклассником-алкоголиком и его собутыльником (последний введён в текст как будто для образа святой Троицы, путешествующей с канистрой бензина по замерзающей стране). Не так дерзко, конечно, как пьянка в катафалке, но не менее зрелищно. Во вселенную «Пятна» органично вписался бы Хаски, но мы оставим в покое едущих по России и не доехавших до конца и обратимся к небу, которое «подпирают новостройки-костыли» и «всё той же чёрной девятке», которая «разрезает пустыри».
Дом, пленницей которого становится Настя, – средоточие всей тоски по умирающей деревне. Внутри царит тошнотворное «некого ждать, не о чем думать, незачем жить». Автоматическая, компульсивная уборка главной героини под репитативное «не выноси сор из избы», мало напоминает труд Тихиро в банях Юбабы. Монструозная изба – это скорее обрусевший дом листьев, который швыряется в обитателей не порциями экзистенциального кризиса, а поговорками и металлическим тазиком, в котором надо и посуду помыть, и себя подмыть.
В некоторых дневниковых записях хозяина дома читатель без труда узнаёт Йозефа К. Абсурдные сны Пятна тоже о странствиях по чердакам с целью добиться справедливости от государственной машины, а фоном – церкви, кресты, вымирающая деревня, неназванная война, бездушный прокурор, бабушки, шагающие в обратную сторону.
Нетрудно догадаться, что это сочетание – гремучая смесь, как лимонады в моднейших Московских заведениях. Оливки с яблоком и огурцом с пудрой из трюфельной матчи и сиропом топинамбура. Поскольку сбалансировать такой вкус невозможно, приходится прибегнуть к соломонову решению проблемы: добавить всего по щепотке, не смешивать, не взбалтывать. По всей видимости «Пятно» было задумано в качестве остросоциального хоррора – популярного поджанра, где монструозный Бабадук оказывается ожившим выгоранием главной героини, а чудовище из кошмаров в «Сомнии» – воспоминанием об умирающей от рака матери. Но чем дальше двигается сюжет «Пятна», тем больше повесть обрастает новыми стилями и приёмами, и далеко не всегда это является логичным продолжением авторской задумки. Сказочно-былинный, напевный слог сменяется описанием России для грустных, невысказанная ностальгия по постсоветскому пространству прерывается на Кафкианские сны, и всё это Пестерева умеет одинаково хорошо. От калейдоскопической смены картинок рождается ощущение, что писательнице тесно внутри первоначальных планов, ей хочется расширяться, добавлять ветки сюжета, нырять в брак главной героини и детско-родительские отношения, а позднее – как будто с лёгким сожалением – возвращаться к основной канве и рецепту котлет.
Несмотря на диссеминацию мысли по тексту, «Пятно» – очень трогательная и кинематографичная повесть. Нужные струны отзываются на драму без труда (правда, и без усердия), а сам хоррор – выше всяких похвал. Если мы и будем вспоминать Бобылёву, взятую в качестве референса, то апеллировать стоит не к стилю, а к умению создавать жуткие, долгоиграющие в сознании читателя образы – как, например, когти, всю ночь царапающие пол в соседней комнате дома. Вообще метафора места, которое не отпускает человека, – это один из наиболее важных образов для современного литературного процесса. Место превращается в монстра, но вопреки всему к нему через суровую зиму будет прорываться очередная Настенька, то ли со спасением, то ли со слепой надеждой наперевес.
