«Уважаемые зрители, к сожалению, актеры не пришли. И режиссер тоже не смог присутствовать на сегодняшнем спектакле. Но они оставили вам письмо», — произносит в микрофон барышня, которая только что проверяла у нас билеты, затем зачитывает письмо и уходит, оставляя нас одних.
«Это тебе» начинается удивительно даже для тех, кто знает, что Никита Славич уже устраивал в Театральном музее прогулку в темноте, спиритический сеанс с поеданием блинов на скорость и спектакль-вечеринку с караоке и танцами, и не ждет традиционного действия за четвертой стеной.

В этих и многих других своих работах Славич стремится позволить зрителю то, что ему обычно нельзя, так или иначе освободить его — и здесь, кажется, впервые преуспевает на 100%: спустя минуту после начала спектакля аудитория оказывается в зале наедине с собой, а потом час с лишним сама за собой наблюдает, сама с собой договаривается, сама себя удивляет, сама себе радуется… В общем, играет!
Правила игры и инвентарь разложены по пронумерованным коробкам. В каждой — вещи, которые можно или даже нужно трогать, и инструкция с текстом, который любой желающий зачитывает в микрофон. Кто-то сразу бежит в центр внимания, кто-то ждет до последнего или предпочитает отсидеться — но атмосфера теплеет с каждой минутой, шуток и взаимных улыбок становится всё больше. И в такой возможности почувствовать себя ребенком заключается первый настоящий подарок спектакля (потому те, что в коробках — ненастоящие: чудесные красные туфли, которые мне достались, пришлось оставить!).

Да, по сюжету в коробках лежат подарки — с напутствиями от наших бабушек и дедушек, которые только что покинули Землю на космической ракете. И тут стоило бы ждать прямолинейных заигрываний с личной памятью и попыток притвориться чьей-то реальной родней — но их не будет (спасибо драматургам: Элине Петровой, Алексею Синяеву, Павлу Лаптеву, Дмитрию Трундукову). Кроме дамы родом из Ленинграда среди пассажиров ракеты оказываются американцы, китайцы, корейцы, а еще британский аристократ, иранский политзек и первая женщина-президент Сингапура. Однако в таком фантастическим разбросе оказывается даже больше логики.
Во-первых, потому, что у большинства из нас есть старшие родственники, которых мы помним смутно или не застали. Во-вторых, потому, что бабушка или дедушка — это очень конкретный образ, связанный с чувственным восприятием, у каждого своим, но для многих схожим. Стоит кому-то в разговоре вспомнить бабулины пирожки или рыбалку с дедом, как из подсознания выплывают собственные картинки детства. Говорят, что чужих детей не бывает, но в этом смысле чужих бабушек и дедушек — тоже.

Значит, и наследство от них у нас общее. А ведь они каждому что-то оставили: «Кому-то жилплощадь, кому-то сервиз, кому-то брови. А кому-то — то, что нельзя потрогать руками». И хотя здесь мы имеем дело с конкретными вещами, спектакль получается именно о том, что руками не потрогаешь. Потому что с каждой из вещей даритель передает наследникам нечто важное для себя. Чаще всего это то, чего ему не хватило.
Право быть прощенным, свобода перемещения, право сохранять и присваивать, безопасное детство, право чувствовать этот мир, свобода мысли и слова, право не ждать идеального момента, возможность распоряжаться собой… Там, где речь идет о жизни и смерти (а мы ведь понимаем, что за ракета такая, мы же не маленькие), второстепенное осыпается как шелуха, оставляя главное. Что-то из этого главного печалит, что-то смешит; одно застревает внутри, другое вызывает недоумение — игра получается не только про общности, но и про разности. Про то, чтобы быть понятым и самому понять, чтобы выслушать чье-то мнение, даже если ты с ним не согласен, и посмотреть на мир не-своими глазами.
А еще услышать его не-своими ушами, потрогать не-своими руками — и для себя, и для другого, того, кто уже не может сделать это сам. Этот шанс ощутить себя чьим-то счастливым продолжением, нечужим ребенком — второй настоящий подарок.

Балансируя на грани между общественным и индивидуальным, спектакль оставляет каждому пространство для личного. Кроме реплик, предназначенных для зачитывания, в письмах есть подсказки (каким голосом говорить, когда сделать что-то, где нужна пауза) и подбадривания («Не стесняйся, это не ты высовываешь язык, это персонаж!»), а еще текст в скобках — его нужно читать про себя, и никто, кроме тебя, его не узнает. Так всё происходящее оказывается только во вторую очередь про жизнь и смерть и судьбы человечества, а в первую — про тебя.
А потом ты прощаешься с товарищами по шалостям и выходишь в город, в жизнь — согретый, понятый, вдохновленный в этой жизни кое-что успеть.
В конце концов, взрослые разрешили!
Это правда мне? «Это тебе».