«Три сестры. Я вас не помню собственно…» – третья сценическая редакция чеховской пьесы, которую воплощает Юрий Погребничко. Спектакль один из самых старых в театре «ОКОЛО дома Станиславского», где параллельно идут и другие произведения Антона Павловича: «Вишневый сад», отрывки из «Чайки», «Дяди Вани», рассказа «Свидание хотя и состоялось, но…» (спектакль «Забыть или больше не жить»).
Биографию сестёр Прозоровых режиссёр деликатно выворачивает наизнанку, отбрасывая детали и перечеркивая любые бытовые иллюстрации. Для Юрия Погребничко это прежде всего история об утраченных иллюзиях, о невозможности остановить время или повернуть его вспять. Чеховские персонажи воскресают с поблёклых фотоснимков офицеров Гражданской войны: забытые лица, благородная выправка, прямой взгляд. Белогвардейская тема продолжается в романсе Михаила Матусовского «Белой акации гроздья душистые». Известная мелодия становится лейтмотивом, изредка уступая место цыганской песне, которая кажется вот-вот звонко разольётся в пространстве, но нет…
Маша взбирается на голый стол, медленно прохаживается вперед, назад, снова вперед и снова назад… Едва заметно её руки и плечи двигаются в ритм, но робкие колебания никак не перерастут в танец. Это так характерно для чеховского героя! Внутри у него бурлят страсти, кипят страдания, его душа больна, требует свободы, движения, исцеления, полёта, борьбы, любви, но… Любой бунт обреченно погибает под кожей, не отыскав выхода.
В спектакле не три, а шесть сестёр, что легко объясняется использованием приёма flashback. Молодые генеральские дочери в белых длинных платьях с кружевной отделкой выглядят очень элегантно. Скромные и сдержанные, они будто не у себя дома, а на чужой территории. Если присмотреться, то это действительно так! Кирпичная стена, обмотанная тряпками труба и стол без скатерти. Здесь даже чай попить нельзя, его тщетно «воображают». В неуютной котельной рождаются воспоминания трёх сестёр (их в «настоящем-будущем» играют Лилия Загорская, Татьяна Лосева и Елена Павлова).
Юрий Погребничко сшивает прошлое и настоящее Прозоровых, пренебрегая важными на первый взгляд сценами (прощальный диалог Маши и Вершинина заменен коротким танцем). Для режиссёра сюжет – это только фон, по-настоящему важным становится то, о чём чеховские герои молчат, то, что скрыто автором за чёрными буквами. Актёры крайне редко смотрят друг другу в глаза, обращаясь со своими репликами в зал, словно прокалывая его острыми спицами.
Элен Касьяник в роли Маши задаёт основной аккорд настроению: тонкий, вибрационный минор, определяющий звучание спектакля. Её полуулыбки отрешённые и простые, как на старинной иконе. Рядом с Машей нелюбимый муж, когда-то казавшийся ей «самым умным». Роль Кулыгина прекрасно разработана Юрием Павловым, сумевшим незаурядного учителя гимназии сделать по-чеховски обаятельным. При всей своей скованности, Кулыгин не лишён ироничной мимики, он будто крошечная собачонка, которую изнеженные дамы любят носить подмышкой. Только вот для Прозоровых такие украшения кроме отвращения ничего вызвать не могут.
Наташа (Екатерина Кудринская), в версии Юрия Погребничко, это смешливая, безобидная и очень даже симпатичная девушка, страдающая перепадами настроения. Вместо розового платья, на ней серый домашний халат с зелёным поясом, что «просто не идёт и… как-то странно» выглядит. В финале Наташа поравняется с сёстрами, заняв рядом с ними удобное местечко. Теперь на ней тоже белое, словно подвенечное платье, а пояс заменён на зелёные перчатки. Наташа грубо теребит за плечи супруга, но тот как натянутая струна: непоколебим, напряжён, безразличен, холоден. Когда Андрей (Алексей Шендрик) замахивается смычком над головой старика Ферапонта (Анатолий Егоров), кажется, что сейчас раздастся глухой удар кнутом. Роль мужа окончательно убила в Прозорове интеллигентного человека, поэтому и смычок в его руках выглядит как орудие пыток.
Именинница Ирина (Мария Погребничко) носит рыжий клоунский парик, который она время от времени срывает с головы, словно сдирает собственную кожу. Эта шутка похожа на нежелание Ирины взрослеть. «Отец умер ровно год назад, как раз в этот день, пятого мая, в твои именины, Ирина. Было очень холодно, тогда шел снег!..» – первая реплика в пьесе. Снег на сцене действительно появится, но в виде бликов от светодиодного шара. Художник Надежда Бахвалова разделяет пространство на две неравные части, что вынуждает героев рисовать вальсовые обороты вокруг массивного стола. А на него в свою очередь взвалили телеграфный столб, как предвестник будущего пожара, разрухи, неустроенности. На сцене есть и второй «столб», точнее изображение «Александровской колонны» со скульптурой ангела на пьедестале. Эта бронзовая фигура с крестом в руке, и будет поражена огнем. Пожар в городе не коснется дома Прозоровых, но это событие в чеховской трактовке воспринимается как предвестник катастрофы.
«Тарарабумбия, сижу на тумбе я…», – напевает Чебутыкин, вяло перебирая ручку потёртого саквояжика. Евгений Цыганов рисует очень романтичного доктора, мягкого меланхолика с печальными мокрыми глазами. Чебутыкин единственный кто преодолевает временной барьер и встречается с сёстрами «в настоящем». Теперь изысканные наряды скрыты под тяжёлыми пальто. Но Маша, как и прежде, пытается попасть в ритм жизнерадостной цыганской песни, и снова ей это не удается. Она стоит на столе и молчит. На этом длинном «помосте» пригвождены столярные тиски, в них то книжку запихнут, то облокотятся во время игры в карты… В подобные тиски зажаты сестры Прозоровы. Эти хрупкие создания в плену у времени, что просачивается сквозь их пальцы и бесповоротно отнимает жизнь.
Спектакль Юрия Погребничко передаёт настроение смиренного увядания, но настолько утонченного, что ноты реквиема расслышать невозможно, ведь их подавляет мелодия романса.
