Театральный сезон 2020 открывается премьерами, и ШДИ — не исключение. В камерном Тау-зале, с малым количеством зрителей, но глубоким сценическим пространством, режиссёр Олег Малахов вместе с художницей Ольгой Левенок воплотили абсурдистскую, макабрическую пьесу современного румынского драматурга Матея Вишнека в переводе Натальи Санниковой — о том, к чему приводит столкновение с войной.
Перед зрителями раскрываются три истории: мама собирает мечтательного сына на фронт; отец рассказывает взрослой дочери, как выжил в сражении; муж, ненадолго придя на побывку, строит жену и через слово хвалит своего полкового командира. В какой-то момент к каждой женщине приходит очень вежливый незнакомец, будто сошедший с книжных страниц и говорящий очень красиво. Он рассказывает, какая судьба постигла мужчин на войне и как это с ними случилось. Ну а женщина слушает, иногда задаёт вопросы, общается с посетителем, будто он и вправду помог ей совладать с горем, и оба договариваются, что встретятся ещё.
Вы скажете: всё это выглядит как крепкий, рациональный драматический сюжет, что же тут абсурдного? Однако пьеса, а вслед за ней и спектакль, содержит детали, которые то и дело сбивают с толку и не позволяют относиться к происходящему как к привычной истории о войне. У драматурга указано: мужские и женские роли могут играть по одному актёру соответственно. В спектакле мужчины разные, а всех героинь — и ведущих, и второстепенных, которые возникают только в воспоминаниях других персонажей, — играет Алина Чернобровкина.
ШДИ всегда делает ставку на актёров, и это очень правильное решение: в зале без занавеса и даже без чётко отделённой сцены Алина преображается мгновенно, через поворот головы и смену причёски. Однако остаётся ощущение, что это всё-таки одна и та же женщина, вечная мать, жена и дочь, которая раз за разом теряет своих мужчин. Она сталкивалась с этим столько раз, что не буйствует и не впадает в ступор, а реагирует будто бы обречённо, как Сизиф, снова и снова вкатывающий в гору свой камень.
Поэтому когда к ней снова приходит Смерть (в исполнении самого режиссёра Олега Малахова), выглядящий — да, как у сэра Терри Пратчетта, в мужском роде — вполне человеком, только собранный из пронзительной честности, напрочь лишённый чувства юмора и неспособный к искреннему сопереживанию, бледная женщина с длинными косами встречает его с неизбежным пониманием.
Смерть рассказывает Женщине нелепые истории о том, что случилось с её мужчинами: как одного (Фёдор Леонов) насмерть лягнула лошадь, которая прежде мерещилась ему за окном; как второй (Сергей Ганин) единственный выжил в горячей точке, но сошёл с ума от одиночества по пути назад; как третьего (снова Фёдор Леонов), кидающегося от диктаторского поведения к тревожным слезам, насмерть затоптали свои при победном штурме.
Только ближе к концу спектакля звучит вал разнообразных дат, и становится очевидно то, что интуитивно воспринималось с самого начала: речь здесь не о конкретной войне, но о Войне вообще. Даже странно, что она не персонифицирована — с другой стороны, на сцене достаточно и атрибутов Смерти, которые всегда Войне сопутствуют. Смерть проявляется во всём: капающем кране с чёрной водой, рассыпающихся с грохотом канонады серебряных ложках, холмике из пластиковых пупсов с крестом наверху, тяжёлом красном железном коне на авансцене, круглой дыре в столе, куда запросто пролезает человек, дорожке пола между двумя островками травы, неизбежном хлопке входной двери и даже зеркале у туалетного столика, в котором взаимодействие героев отражается чуть ли не яснее, чем если смотреть на них напрямую.
Спектакль обещает остроумную встречу с тем, чему сложно смотреть в глаза, а на деле пугающе откровенно показывает пляску вечной пары, Смерти и Женщины, в бальном зале Войны. Без последней первым двоим нечего было бы танцевать, они навечно связаны одной цепью. Абсурдность текста и подчёркнутая автоматичность тех, кто его произносит, не расслабляет и тем более не вызывает улыбку, а оставляет нас один на один с ощущением бесконтрольной неизбежности. Какая, собственно, и содержится и в войне, и в смерти.
