«Горе от ума» Грибоедова в школьные годы нравится многим. Его читают даже не из-под палки, а почему? Конечно, из-за Чацкого, который представляется школьникам героем с большой буквы. Один против всех, несдержанный в словах и оценках, он видится чуть ли не революционером, и, конечно же, очень импонирует подросткам в силу переходного возраста и совсем небольшого жизненного опыта.
Римас Туминас в своем спектакле предлагает взглянуть на Чацкого по-иному, отвлечься от общепринятого образа и ответить на вопрос: а герой ли он? Каков он, этот мальчик, который, пылая юношеским максимализмом, ворвался в устоявшуюся жизнь обычных людей? Имеет ли он право на разрушение того, что кажется ему неправильным?
Тихий и сонный дом Фамусова, конечно, видится юноше застоявшимся болотом. Но если посмотреть с другой стороны, то в этом самом «болоте» тепло и покойно, ведь он же вернулся сюда после долгих странствий, вернулся от тоски по дому. А в доме главное тепло. А самый русский символ тепла (не только физического, но и душевного) – это печка, и в спектакле она занимает почти половину пространства сцены. К ней то и дело бегут погреться все персонажи, а она согревает всех своим теплом да попыхивает дымом (отечества), который «нам сладок и приятен». Сбоку примостилась поленница, через которую перебираются вошедшие гости, чтобы прямиком устремиться к заветному теплу. Не до книксенов, знаете ли, зима в России «больше чем зима».
Вот и глава дома, Фамусов (Сергей Гармаш), появляется на сцене в тулупе поверх исподнего. С трудом верится в его дворянское происхождение, и дело даже не во внешнем облике. Громогласный, грубый и рычащий, как медведь, он то и дело раздает тычки и подзатыльники всем, включая Чацкого и собственную дочь, книги топором рубит, да поленьями кидается. Почему он таков? От одиночества. Фамусов у Туминаса тяжело переживает и свое вдовство, и бегство Чацкого, и взросление Софьи, которая, еще немного, и тоже покинет своего отца. Горько, обидно и одиноко старому отцу, и вот таким грозным рыком вырывается из него это бесконечное одиночество. Во втором акте он все же скинет тулуп и наденет скрипучие сапоги и парадный сюртук, да вот только сшито платье не по размеру, рукава длинны, фалды до пят, и от этого вид его еще более жалок.
А Софья, кажется, и вовсе не замечает переживаний отца, да собственно и ничьих, кроме своих собственных. Да и есть ли они у нее? Софья Натальи Ушаковой в спектакле (как собственно и в произведении) не производит впечатления влюбленной девушки. Она затеяла все эти игрища с Молчалиным (Владислав Ветров) скорее от скуки, чем от чувства. А может от обиды на Чацкого? Характер-то папин – буйный, мстит Саше за отъезд, да и заигралась до предела. Наталья Ушакова рисует свою Софью очень правильно и точно, с одной стороны – послушной папиной дочкой, а с другой – своенравной, злопамятной фурией.
Расстановка сил внутри этого маленького семейного круга вполне понятна Молчалину, которого Римас Туминас вывел крайне меланхоличным персонажем, причем в два раза старше Чацкого и Софьи. И в этом есть некое зерно. Владислав Ветров играет человека, который давным-давно все про всех понял. Он прекрасно осознает свое положение и поэтому абсолютно спокоен. Имеющий талант приспосабливаться к чему угодно, он даже как-то свысока, с оттенком усталой обреченности, смотрит на всех, особенно на Софью и Чацкого. Для него они – расшалившиеся дети, которые немного побуянят, да и успокоятся. Спокойствие всегда превосходство, и это явное, неприкрытое, просто через поры вытекающее превосходство, прекрасно демонстрирует сцена с невидимой дверью.
Желая завершить неприятный разговор с Чацким, Софья делает вид, что закрывает невидимую дверь, и запирает ее на ключ. Чацкий мечется вдоль невидимой стены и пытается найти что-то, чтобы расковырять замок, беседуя при этом с Молчалиным. Молчалин же, спокойно и уверенно изложив собеседнику свои знаменитые взгляды на жизнь, аккуратно отодвигает Чацкого в сторону, достает невидимый ключ с верха невидимой перегородки, заходит и захлопывает невидимую дверь перед самым носом соперника.
На фоне такого Молчалина Чацкий выглядит натуральным истериком (а может быть он такой и есть). Шамиль Хаматов влетает на сцену и начинает выдавать текст со скоростью пулеметной очереди. Прискакал европейский паренек, уверенный, что вся Москва падет к его ногам. А она не падает. Ну, раз не падает, тогда пусть утонет в желчи, которой буквально истекает «герой». Что до любви, так ее здесь тоже нет, как и у Софьи. Есть высокомерная уверенность в собственной неотразимости. И, как следствие, невозможность осознания отказа. Волею ли режиссера, или образом актера, Чацкий не вызывает никаких добрых чувств. И если в произведении мы были точно уверены, что объявление Чацкого сумасшедшим – наговор, то в спектакле такой уверенности нет. Глядя на такого агрессивного персонажа можно даже и оправдать в какой-то мере общество, пытающееся надеть на него смирительную рубашку. Кто его знает, чем кончится, он и на Фамусова с бритвой кидается.
А московское высшее общество Римас Туминас лишил всех ему положенных признаков. И выходят на сцену не великолепные господа и дамы, а кучка чудаков – нелепых, смешных и страшных одновременно. Семейство Тугоуховских тащит за собой кукольных детей, оставляя их где-то в прихожей. Старуха Хлестова (Георгий Богадист) в инвалидной коляске игриво посылает в зал воздушные поцелуи. А Наталья Дмитриевна Горич (Янина Романова) и вовсе припадочная. Ее несчастному мужу (Сергей Гирин) приходится по пятам за ней ходить, с пола поднимать, и к стулу привязывать. И бал в доме Фамусова вовсе не бал, а деревенские посиделки: гости с мороза греются у печки, а потом садятся смотреть «представление», которое разыгрывают слуги. Весь этот «светский раут» лишен голоса, и зритель наблюдает лишь пантомиму: в окружении окаменевших гостей Фамусов лицом отыгрывает происходящее, Лиза и Петруша пытаются изображать мелодраму, а Софья застыла на поленнице в гордом одиночестве. А после страшным маршем пройдут они по сцене под грибоедовский вальс.
Удивительно немного значат слова в этом спектакле. Мы привыкли к величию и драматизму последнего монолога Чацкого, но здесь режиссер отбирает у монолога все, оставляя лишь скороговорку. После проведенных Фамусовым «водных процедур» против горячки, Чацкий, босой и в разорванной рубахе, протараторит свой монолог, кликнет карету, и, не дождавшись ее, убежит прочь. А папа с дочкой с облегчением посмеются при мысли о том, что же скажет «княгиня Марья Алексеевна».
Как это часто бывает у Туминаса, главный герой спектакля вовсе не Чацкий, и даже не Фамусов, а буфетчик Петруша (Евгений Павлов) – то ли юродивый, то ли всеобщая совесть, то ли душа. Все происходящее мы видим его глазами. Он всегда рядом, он наблюдает, он жалеет. Это еще одна отличительная черта спектаклей режиссера – всех нужно пожалеть. «Горе от ума» не исключение, жалко всех. Эти люди, может быть и хотели жить как-то иначе, но не получилось. И они смиренно терпят. И насмехающегося над ними Чацкого тоже жаль, как неразумное малое дитя. И Фамусова с Софьей, оставшихся ни с чем, тоже жаль. И себя жаль, за все, что не сбылось.
Герой ли Чацкий? Кто знает…у каждого свой герой.
