Прогуливаешься по Патриаршим прудам, сворачиваешь в незаметную арку в Ермолаевском переулке и тянешь на себя тяжёлую резную дверь. Никаких опознавательных знаков, только маленькая афиша с внешней стороны дома — её и не заметишь, если не знать.
За дверью полумрак, в ряд стоит снятая гостями обувь: в помещении ходят только босиком. Пробираешься через небольшую толпу, садишься на разноцветную подушку прямо у сцены, тебе тут же наливают воду и масала-чай. И пока вертишь головой, рассматривая причудливые детали и предполагая, чего же всё-таки ждать, тебя тёплой волной накрывает уют и гостеприимство этого места — тесно сидящие незнакомцы из разных стран, болтающие на русском и английском, кажутся своими, никто среди них не случаен.
По понедельникам пространство индийского ресторана «Москва-Дели» превращается в театральную площадку Safe Theatre, на которой соединяются музыка и искренний, поэтический по своей сути сторителлинг. Режиссёр театра Стивен Окснер — участник ВИА «СоусКеfаль» и арт-директор международного фонда «Караван», выступающего за экологию и народное творчество, — стал известен широкому зрителю этим летом: именно он сыграл роль Кости в нашумевшем сериале «Чики». Но никакой «звёздности» в Стивене нет — ощущается только тонкость и сопричастность. Действительно, Safe Theatre строится по принципу горизонтальности и безопасности: здесь каждый имеет право рассказать свою историю и поделиться художественным переживанием.
Так и поступил Митя Золотов — музыкант, лидер ВИА «СоусКеfаль», в прошлом ассистент Дмитрия Крымова. Он написал пьесу «Карл и Клара», в которой герои известной скороговорки, вечная пара, выясняют отношения: как так вышло, что он (Илья Кипоренко) украл кораллы её губ и попытался превратить её в себя самого, и зачем она (Анна Остапенко) продала старьёвщику его кларнет — спасая от полного растворения в музыке или не желая делить любимого с кем-то ещё?
Ключевой темп спектакля — ларго. «От итальянского largo — протяжно, медленно, широко», как пояснил бы персонаж по имени Правда (на сцене его исполнил Даниил Кузнец — ещё одна звезда сериала «Чики», сыгравший Ромку). Сжатое пространство и практически неизменная мизансцена ограничивают движения и исполнителей, и зрителей. Главный канал восприятия здесь — слух.
Карл и Клара беседуют, сидя в нише и почти упираясь головами в потолок. Они сетуют, что им не хватает действия, развития, активности; пытаются уйти, но всё время возвращаются друг к другу. Слова преобразуются в другие слова, метафоры подтягивают культурные пласты — от Гомера до Камю, от Арарата до Иггдрасиля — и закольцовываются, так ни к чему и не приводя. Главные герои будто специально замороженные, «головные», хотя говорят о чувствах. Подручный того, кто создал этот мир — Бога ли, автора ли — наблюдает за беседой героев, но вмешивается, только чтобы что-то пояснить. Все они — книжное зеркало, в котором можно узнать себя на любом этапе отношений. Текст похож на Беккетовский или на Вырыпаевский, но без надрыва — правда, и без смирения. Существование в словах и образах подаётся как констатация факта, и не получается выбрать, за кого ты — за Карла или за Клару. Да и есть ли между ними оппозиция, или они части единого целого? Попытки героев понять самих себя через сравнения и факты попадает в тот же постдраматический тренд, что и сапиосексуалы в киберспектакле «Брак» по пьесе Аси Волошиной, представленном в июне на фестивале «Точка доступа».
Всё меняет другой герой, живой и чувственный Хор. Безо всяких библейских аллюзий (или всё-таки?..) он триедин. Стивен Окснер с мандолиной, Митя Золотов с акустической гитарой и Владимир Матюнин с электрогитарой играют такую музыку, которая провоцирует зал качаться, пританцовывать или расфокусировано смотреть в пространство. В общем, проживать то, о чём слова предлагают подумать. Музыканты физически находятся в одной плоскости со зрителями, тем самым становясь проводниками из мира разума в мир чувств и обратно. Кстати, несмотря на подзаголовок «Трагедия обыденности», спектакль «Карл и Клара» не предлагает переживать ничего трагического. Грустное — возможно, но и после этой грусти остаётся приятное послевкусие и хочется танцевать.
Слушать нужно не только музыку, но и тексты песен. Они могут дать к происходящему дополнительные ключи. Часть песен на русском, часть на английском, а в некоторых даже перемешаны двуязычные рифмы. И действительно: о том, что волнует, можно говорить любым подходящим способом. Поэтому в аудиоцентричной постановке так важны долгие, внимательные взгляды; поэтому больше всего заставляет кивать не точный словесный образ, а протяжный блюз; поэтому Клара, медленно кружащаяся на столе вдалеке от сцены, становится вдруг человечной за счёт внезапно обретённой телесности; поэтому переставленные стул и стол в самом конце спектакля чуть ли не меняют вселенную.
Заново открывая медленное чувствование (в противовес выбиванию почвы из-под ног и активному вовлечению, которые часто встречаются в современном театре, жаждущем поразить и потрясти зрителя), Safe Theatre действует из концепции заботы. Здесь атмосфера безопасности стоит на первом месте. Забота о зрителе видна в каждой мелочи: ты можешь выбрать спектакль на русском или на английском (и обязательно будут субтитры), можешь прийти физически или посмотреть трансляцию, а если пришёл — тебя встретят как своего. И самое ценное: это делается не чтобы угодить, но чтобы разделить с каждым пространство (со)творчества. После спектакля можно остаться выпить чаю, поговорить с исполнителями или даже предложить свою идею: создатели театра считают, что историю может рассказать каждый, и ждут участников, готовых делиться тем, что даёт силу (в Москве даже обещает помочь с режиссурой, музыкой и площадкой). Safe Theatre предлагает двигаться от урбанизации и системоцентрированности к равноправию и совместному переживанию. И фактически это новая — точнее, хорошо забытая и открываемая вновь — искренность, которой сегодня так не хватает.
