История отношений, после которых человек остается с разбитым сердцем, знакома многим. Она находит отражение в искусстве — и помогает читателям или зрителям найти поддержку, разделив переживание с героями. Монопьеса Жана Кокто «Человеческий голос», написанная почти сто лет назад, как раз посвящена этой теме, причем ярко и объемно дает высказаться страдающей женщине. Молодая героиня разговаривает по телефону с возлюбленным: он должен завтра жениться на другой, а она продолжает твердить о любви, одновременно убеждая себя в его доброте и непогрешимости. Ее чувство огромно настолько, что никак не может поместиться в телефонные провода. Автор предлагает рассматривать пьесу как исключительно искреннюю и трагическую вещь, где нет места «блестящему актерскому исполнению», а также любые намекам на поведение оскорбленной женщины. «Героиня — жертва, влюбленная без памяти, <…> раненое животное», — указано в ремарке.
В современном мире, ориентированном на психологическую грамотность и осознанность, текст Кокто звучит иначе. История страдальческого самопожертвования, из которого как будто нет другого выхода, кроме морального уничтожения себя, превращается в последовательное проживание любовной зависимости, из которой все-таки можно выбраться. Именно так осмыслила пьесу команда театра «Инония» — перевела пьесу заново и создала спектакль, который становится поводом для разговора о чувствах. Двухчастная структура события дает возможность сначала актуализировать проблему (в постановке), а затем коллективно ее допрожить, опираясь на поддержку группы (в обсуждении).
Моноспектакль актрисы и хореографа Дарины Рогожинской в постановке режиссера Дарьи Мартьяновой минималистичен, но при этом наполнен прямыми художественными символами. С потолка свисают многометровые телефонные провода, которые оплетают героиню, как цепи, мешая жить и дышать, но при этом привязывают к реальности, не дают раствориться в созависимых отношениях. На полу небольшой круглый ковер — и точка фиксации пространства, и воображаемая кровать, где хочется спрятаться от безысходности, и островок, на котором ощущение собственной личности еще не потеряно. Реквизит, нужный исполнительнице, помещается в небольшой деловой чемодан — так вся жизнь ее героини за последние 5 лет свелась к одному человеку и элементам их совместного бытования. Обнажая эту связь в деталях, девушка осознает ее, перепроживает и, хочется верить, движется к освобождению, хотя в финале и не приходит к нему. За спиной актрисы большой экран, который задействуется буквально несколько раз, но всегда очень точно: и слова, и видеоинсталляция — свернувшаяся в комок девушка с трепещущими крыльями — заставляют почувствовать и отчаяние, и надежду.
В художественный язык спектакля встроены и другие средства: хореографический диалог с музыкой Алексея Айги (не все, что переживается, можно выразить словами: иногда движение, свет и цвет говорят о душевном состоянии гораздо больше, чем любая попытка назвать ощущения); очень точная подборка костюмов (боди телесного цвета и теплые носки подчеркивают уязвимость героини, мужская рубашка, надетая наоборот, отражает диалог, который девушка продолжает вести в своей голове, а яркое платье обнажает стихийную страсть, которая больше ее самой — то самое «животное», умноженное на культурный образец); стихи великих поэтов (известные строки Марины Цветаевой — «Вчера еще в глаза глядел» — распределены по действию, заставляя исполнительницу возвращаться к собственной отверженности раз за разом, а отдельный, для многих кульминационный, этюд с собачьей пластикой и текстом Роберта Рождественского — «Отдать тебе любовь?» — подчеркивает, в каком неприятном положении может оказаться человек, готовый отказаться от себя ради другого). Иногда откуда-то сверху раздается женский голос, дающий рекомендации, как избавиться от созависимости. Что это, пошаговая программа или раздражающие «полезные советы», какие часто встречаются в околопсихологических блогах? Безусловно, предложения восстановить собственные границы и полюбить себя звучат мудро и правильно, но совершенно непонятно, как все-таки это сделать, особенно если находишься в аффекте.
Кажется, постановщики постарались предусмотреть всех: и тех, для кого важнее всего текст, и тех, кто опирается на визуальные образы, и тех, кто в первую очередь слушает, и тех, кому важно телесное проживание. Ведь ключевая задача этого спектакля — обеспечить максимальное подключение и создать поле для коллективного переживания, которое выходит за пределы собственно театра и отвечает личному опыту собравшихся. Чтобы настроить зрителей на рефлексивный лад, перед началом всем раздают небольшие анкеты с «вопросами о жизни»: что такое отношения, какие чувства вы боитесь испытывать, к какому выводу пришли после последнего расставания, как бы хотели себя чувствовать каждый день. С ответами дальше ничего не происходит, но само наличие таких глобальных вопросов показывает, насколько серьезно команда создателей подошла к проработке темы.
На разных этапах постановка вызывает разные чувства: от недоумения до сопереживания, от отстраненного интереса до болезненного узнавания. После спектакля всех желающих приглашают в общий круг: это еще не психотерапевтическая группа, но уже пространство, где можно без боязни поделиться личным откликом на увиденное. Ведущая обсуждения Екатерина Ширяева задает всего три вопроса: о состоянии каждого прямо сейчас, о ключевом запомнившемся образе и о том, какую мысль, эмоцию или вывод зритель уносит с собой. Несмотря на кажущуюся простоту структуры, разговор после спектакля оказывается чуть ли не более сильным впечатлением, чем то, что происходило на сцене, поскольку в результате каждый имеет возможность поделиться своей историей и быть услышанным. Для тех, кому описанное состояние незнакомо и неблизко, спектакля может быть недостаточно, чтобы присвоить переживания героини, ощутить их как свои. Поэтому на обсуждении часть зрителей ждут открытия, какие разные и глубокие чувства могут испытывать по поводу любовной зависимости люди вокруг, как многим откликается эта история. Для тех же, в ком спектакль актуализировал опыт собственного пребывания в похожем сюжете, разговор в группе может стать поддерживающим и даже целительным, потому что нет ничего важнее чувства, что ты не одинок в своей боли.
