Сергей Беляков – историк и писатель, автор книг «Гумилёв сын Гумилёва», «Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя», «Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой», лауреат премии «Большая книга», финалист премий «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна».
Его книга «Парижские мальчики в сталинской Москве» посвящена сыну Марины Цветаевой – Георгию Эфрону, которого дома называли «Мур», и его другу Дмитрию Сеземану. Они оба родились и выросли за границей, по своим пристрастиям ощущали себя французами, у обоих родители были завербованы НКВД, у одного арестовали отца и сестру, у второго – мать, брата и отчима. Оба попадут на фронт Великой Отечественной, где один из них погибнет, второй будет ранен.
Но в их московской жизни были и счастливые дни. Из Франции они попали в сияющую сталинскую Москву, жизнь в которой отличалась от жизни всех остальных советских городов. Это был странный мир, где утром шли в приёмную НКВД с передачей для арестованных родных, а вечером сидели в ресторане или спешили на премьеру.
Книга разделена на главы, в которых раскрываются подробности жизни семей «парижских мальчиков» в конце 1930-х – начале 1940-х годов, с акцентом на их ежедневные занятия, увлечения, интересы. Большое место в книге уделено бытописанию московской жизни тех лет, она насыщена подробностями из самых разных сфер жизни. Тут можно узнать, что подавали в ресторанах, что лежало на полках в магазинах, где можно было купить иностранную прессу или как найти редкую книгу, что давали в театрах, сколько стоило такси, как интеллигенция собиралась в эвакуацию и многое-многое другое. Книга станет и захватывающим путешествием по предвоенной Москве для поклонников творчества Марины Цветаевой, и увлекательным знакомством для тех, кто только открывает для себя творчество поэтессы и подробности её биографии.
Цитаты:
«Очень скоро возник слух, будто бы отцом мальчика был не законный муж Сергей Эфрон, а Константин Родзевич. Его роман с Цветаевой не был тайной. Но Родзевич сына не признал, а Эфрон и признал, и полюбил всей душой».
«Сергей Эфрон был завербован Иностранным отделом ОГПУ ещё в 1931-м. Биографов Цветаевой сам этот факт шокировал: новая служба Сергея Яковлевича бросала тень и на Цветаеву. Удивительно, но до сих пор есть люди, всерьез отрицающие работу Эфрона на советские спецслужбы. Между тем о его связи с НКВД упоминали и сын Мур в дневнике, и дочь Ариадна (Аля) в своих письмах в прокуратуру. Наконец, Сергей Яковлевич в последнем слове перед Военной коллегией Верховного суда СССР скажет: «Я не был шпионом, я был честным агентом советской разведки. Я знаю одно: начиная с 1931 года, вся моя деятельность была направлена в пользу Советского Союза».
«Московский климат предвоенных лет более континентален, чем в наши дни. Зимы были много холоднее, а лето – жарче. Лето 1937-го также было жарким, а летом 1938-го были установлены многие температурные рекорды, которые продержатся до знаменитой аномальной жары 2010-го, когда в Москве стояла погода, характерная для Саудовской Аравии».
«Зимой 1939-го в Одессу прибыл пароход «Сванетия» с грузом 100 тонн бананов. Это была первая большая партия бананов, доставленных в СССР. Их развезли по гастрономам, главным образом столичным. В Москве бананы продавали в тридцати магазинах: «бананов этих сколько угодно, но их мало кто покупает», – писала Елена Сергеевна Булгакова. Сначала газеты и объявления в магазинах просто сообщали, что в продажу поступили бананы. Затем пришлось подключать рекламу и расхваливать экзотический фрукт: «Бананы питательны, вкусны. Ароматны. Бананы содержат сахарные вещества, крахмал, белок и витамины». Но простые люди их всё равно не покупали, а гурманы покупали понемногу».
«И всё-таки в первые дни войны жизнь в тылу ещё только начинала меняться. Люди ходили в кино и в театры. В Большом, к радости зрителей, не отменили премьеру «Ромео и Джульетты» Гуно. В саду «Эрмитаж» пел Вадим Козин. Николай Петрович Старостин до самого вечера надеялся, что в Ленинграде состоится матч «Зенит» – «Спартак». Но матч всё-таки не состоялся. Вечером лучшие столичные рестораны – «Националь», «Арагви», «Метрополь» – получили хорошую выручку. Богатые москвичи спешили погулять напоследок. Заказывали бутерброды с паюсной икрой, сельдь залом с зелёным лучком, бараньи котлеты, свинину, приготовленную в винном соусе, входившие тогда в моду у состоятельных москвичей блюда грузинской кухни: харчо, чанахи и прочее. Запивали всё это хересом, коньяком или водкой».
«Такси заказывали люди со средствами. Скажем, 21 июня 1939-го Михаил Булгаков с Еленой Сергеевной отправились в Серебряный Бор «в открытом линкольне», но возвращались в Москву уже автобусом. Не пройдет и двух недель, как они снова отправятся в Серебряный Бор на такси. На этот раз – на советском лимузине ЗИС-101. Поездка обошлась им в 60 рублей. Понятия «эконом», «комфорт», «бизнес» и «люкс» или «премиум» ещё не были известны советским потребителям, но вполне официальная градация такси уже существовала. Скажем, поездка на «эмке» (ГАЗ-М-1) стоила дешевле, чем на ЗИСе. «Линкольн» и «паккард» должны были стоить ещё дороже. Таксисты не заезжали в рабочие посёлки, на пролетарские окраины столицы – разноцветные «ЗИСы» (их красили в голубой, жёлтый, малиновый цвета) ожидали клиентов около гостиницы «Москва», у Большого театра, у метро «Площадь Свердлова». Комфортабельные лимузины увозили господ артистов и вельможных зрителей в богатые столичные квартиры или привилегированные подмосковные санатории».
«Театры в те времена были вполне доступны и небогатому горожанину. Билет на галёрку Большого театра можно было купить за два-три рубля, хотя хорошие места стоили, конечно, дороже – десять, пятнадцать и даже тридцать пять рублей (первый ряд партера). Во время каникул для школьников и студентов продавались льготные билеты. Традиция водить детей в театр целыми классами утвердилась перед войной. Быть настоящим образованным, культурным человеком означало, помимо всего прочего, и быть театралом. Дмитрий Сеземан вспоминал, что родственники и ленинградские друзья его мамы даже ссорились друг с другом, «…кто возьмет меня в театр или на концерт».
