«Мадам Бовари – это я!» В смелом высказывании Гюстава Флобера слышен голос художника, защищающего своё право на реализм, на «искусство без правил». А ещё в формуле «я/мы» звучит солидарное признание: всякая душа прячет тайны, иллюзии и мотивы, и лучшее, что можно сделать, – это смотреть на них без осуждения.
Идейно следуя букве Флобера, режиссёр Ольга Субботина уводит фокус с главной героини и уделяет внимание каждому персонажу, ибо все они ищут место любви в тайниках сущности. Незамысловатая история о том, как серийные адюльтеры приводят к катастрофам, в постановке Субботиной лишена жеманства, романтики и салонного флирта – ничего сентиментального, никаких разбитых сердечек, только жёсткая ирония. Вместе с артистами режиссёр подробно анализирует душевные состояния и нравы общества, восхищается энергией и жаждой счастья, наблюдает за одержимостью мечтой. С первых минут возникает ощущение, будто французские шёлковые обои содрали со стены будуара и оголили грубую кирпичную кладку. (Очень кстати стены обоих залов Симоновской сцены выглядят именно так.)
Иронический настрой создают черты художественного буквализма, гротеска. Свадьбу Эммы и Шарля справляют чересчур разухабисто, вдова Дюбюк (Любовь Корнева) навязчива до тошноты, мать (Светлана Йозефий) небрежно садится на лежащего на сцене сына, как на мешок с сеном, а Родольф пишет прощальное письмо с ужасающим методичным цинизмом. Судьбы обитателей романа делятся на до и после физически: зрители переходят вместе с Эммой из прежнего состояния в новое – из одного театрального зала в другой.
Предметы и декорации в сценографии Максима Обрезкова тоже наделены силой реализма и смыслом. Чемоданы – объектное воплощение телесной и умственной подвижности, охоты к переменам, готовности мгновенно сорваться навстречу мечте. Они же – вместилище сердечных страстей, закрытые на замок уголки души, желания, «упакованные» глубоко внутри. По ходу действия содержимое багажа из личного становится публичным – как на рентгеновском досмотре.
Рефреном повторяется кадр – два стула, стоящие один напротив другого. Ольга Субботина ввела в сюжет исторический судебный процесс по обвинению Флобера и «Госпожи Бовари» в «оскорблении общественной морали, религии и добрых нравов», и эти стулья разводят по разным сторонам прокурора и адвоката писателя. В широком смысле их противостояние выражает присущий миру дуализм – антагонизм мужчины и женщины, привычки и новизны, творца и общества, реального и выдуманного, осуждающего и ищущего защиты.
Герои показаны объёмно и вместе с тем графично. И даже карикатурно: преданный до слепоты тюфяк Шарль, ставший жертвой воспитания (Владислав Демченко); своенравная и безвольная, обманувшая и обманутая Эмма (Наталья Масич); эталонный, канонически красивый обольститель Родольф (Евгений Пронин); по-юношески резкий и легкомысленный Леон (Фёдор Воронцов); до смешного экспрессивный аптекарь Оме (Денис Самойлов); бесхитростный папаша Руо и преступно хладнокровный лавочник Лере в двойной интерпретации Михаила Васькова. И четыре персонажа в исполнении Юрия Краскова, который виртуозно управляет голосом – вплоть до срывов на верхних нотах – и умеет извлечь всю свою природную фактуру, не загромождая ею сцену.
Безупречный кастинг и блестящее разрешение образов – в числе сильных сторон постановки. Любопытно рассматривать жесты, слушать интонации, отслеживать движение характеров и трансформацию чувств. И наблюдать, как актёры, сменяющие две-три роли, в каждой из них находят любовь к своему герою и новую правду без осуждения.
Свою правду предстоит найти и зрителям. В 1857 году суд оправдал Флобера и его роман, но вахтанговский «Бовари» не объявляет правых и виноватых. Пока идёт спектакль, любой может мысленно примерить роль прокурора или адвоката, поддержать мораль «мелкую, условную, человеческую» или «другую мораль, вечную», принять формулу «я/мы Эмма Бовари/кто угодно» или ничего не принимать – от греха подальше. Право на открытый финал и закрытый чемодан сохраняется за каждым.
