Сатирикон снова говорит от имени маленького человека. Эстафету «Человека из ресторана» подхватил спектакль Евгения Марчелли по пьесе Александра Островского «Шутники», написанной в 1864 году и поразительно актуальной полтора века спустя.
Спектакль демонстрирует лучшие традиции Сатирикона — умение говорить о важном через смешное. Актерский ансамбль во главе с Константином Райкиным предъявляет зрителям персонажей вне времени.
Старик, привыкший унижаться и сдерживать свою гордость, чтобы влиятельные люди давали ему возможность заработать; девушки с характером — его дочери, еще не решившие, доверять миру или нет; привыкший помыкать другими богач; молодые модники, зло подшучивающие над теми, кто слабее; неуверенный в себе молодой человек, запутавшийся в долгах и собственных чувствах — все они возможны в любую эпоху.
Поведение героев порой демонстративно настолько, что кривляние и раскаяние выглядят одинаково, но всё это шутовство намеренно: за ним кроется зажатая совесть, будто бы не подходящая по статусу ни бедным, ни богатым. Прорывающаяся через эту демонстрацию человеческая искренность и есть тот магический элемент, благодаря которому персонажи становятся действительно живыми и близкими.
В подзаголовке обозначены два ключевых слова спектакля: любовь и деньги. Возможно, для Островского действительно было важно и то и другое, однако в трактовке Марчелли любовь — по крайней мере, романтическая — становится декоративным элементом, двигающим сюжет, а деньги закручивают клубок стыда, разочарований, унижений и несвободы, который каждый из героев разматывает в свою сторону. Две эти силы в итоге упираются в чувство собственного достоинства — истинную опорную конструкцию спектакля.
Режиссер приглашает зрителей пройти через историю, показывая и рассказывая, а не читая мораль. Темп у постановки чрезвычайно медленный, декорации линейны, музыка всякий раз кажется вставным элементом, а мизансцены с главными героями ожидаемы и последовательны. За счет этого на первый план выходят именно актерские работы. Благодаря им зрители могут оценить скрытую трагедию главных персонажей — их рабскую, почти непреодолимую зависимость от социальных ожиданий и положения в глазах других.
Отдельный элемент спектакля — расширенная вставка с героями других пьес Островского: «Бесприданницы», «Грозы», «Леса» и «Снегурочки». Под романс, исполняемый то в классическом стиле, то в виде танго или эстрадного шлягера, актеры в вычурных костюмах кратко пересказывают перипетии взаимоотношений своих персонажей, медленно перемещаясь по кругу. Эта заводная музыкальная шкатулка кажется неуместной на контрасте с основной сюжетной линией, но в какой-то момент приходит понимание: если повернуть «Шутников» немного под другим углом, герои спектакля отлично впишутся в ряд заводных фигурок с простой историей. В итоге зрителям оставляют на откуп: воспринимать сюжеты Островского как шаблоны или искать в них что-то, касающееся каждого здесь и сейчас.
Для русской литературы контекст богатства и бедности — насыщенная тема, выходящая за пределы простого экономического противостояния. Истории помещиков и крестьян, купцов и чиновников устарели по форме, но остались актуальными по содержанию, ведь социальный статус до сих пор зарождает в обычных людях специфические моральные конфликты.
«Шутники» поднимают проблему, невероятно актуальную для современного российского общества: до какой степени самоуничижения может довести себя человек, жаждущий стабильности, и настанет ли предел, когда гордость и достоинство окажутся для него важнее приспособленчества? В спектакле трансформации не происходит: после вспышки праведного гнева герой возвращается к привычной роли подчиняющегося шута. Финал постановки приводит не к разрешению, но к кульминации — он оставляет героя наедине с внешним хэппи-эндом и внутренним конфликтом. В этом же состоянии остаются и зрители: театр вновь ставит перед ними вопрос, ответ на который придется искать самостоятельно.
