Среди задач, которые ставят перед собой оркестр и хор musicAeterna, есть и просветительские. Поэтому в их программах часто соседствуют популярные и редко исполняемые сочинения, общепонятная классика и экстравагантная современность или произведения, наиболее показательные с какой-либо точки зрения. Концерт, который на Дягилевском фестивале сыграли солисты оркестра Дмитрий Бородин, Иван Субботин, Григорий Чекмарев, Динара Муратова, Владимир Словачевский и Максим Акчурин, поставил себе целью показать, что такое музыкальный романтизм, очертив его границы — от истоков до итогов. Вернее, наоборот: начать решили с конца.
Арнольд Шенберг написал секстет «Просветленная ночь» в 1899 году по стихотворению Георга Диммеля о встрече любовников в лесу: музыкальные фрагменты в нем напрямую соответствуют строфам. Франц Шуберт сочинил струнный квартет №114 в 1824-м, использовав во второй части тему собственной песни на стихи Маттиаса Клаудиуса по средневековому сюжету о девушке и Смерти — диалог юной девы и чудовища, которое является за ней.
У Диммеля женщина признается мужчине, что беременна от другого и в страхе ждет его ответа. Но любовь и жизнь побеждают: он прощает ее и признает ребенка своим. В драматической истории греховной, но святой любви на лоне природы, под чистым и холодным лунным светом, Шенберг синтезировал великие романтические стили второй половины XIX века — переработал влияния Листа и Вагнера, Чайковского, Малера и Рихарда Штрауса с учетом последних музыкальных тенденций, прокладывая дорожку к атональной музыке. Будущий изобретатель додекафонии (это музыка, использующая серии из двенадцати тонов, соотнесенных только между собой) и главный музыкальный экспрессионист, здесь он уже уплотняет музыкальное время и тяготеет к особой интенсивности выражения.
Шуберта называют первым композитором-романтиком. Он не обошел своим вниманием ни одного музыкального жанра, но смысловой центр его творчества — песни, которые отражают внутренний мир человека и придают звучащим образам поэтическую осмысленность. Именно по ним пролегает граница между классицизмом и романтизмом в музыке. Квартет №114, несущий песню в сердцевине, на невероятном градусе эмоциональности говорит о противостоянии свободной личности и жестокой судьбы, взрывая изнутри строгую форму, взятую у классицизма.
«Просветленная ночь» — это раннее произведение Шенберга, которым он впервые заявил о себе как о большом композиторе. Тогда он был молод и только что влюбился. Шуберт писал «Смерть и девушку», зная, что болен, и эта музыка будет последней в его жизни.
В полумраке сцены Органного зала Пермской филармонии сходятся множество путей из прошлого в будущее и наоборот. В сконцентрированном пространстве на перекрестке времен музыканты ведут с каждым зрителей почти интимный разговор: концерт получается камерным не только по составу исполнителей, но и по темам, которые он затрагивает. Здесь есть признание, сделанное любимому, и последнее одиночество человека, таинство рождения — и смерть.
Бескомпромиссный в своей восприимчивости и выразительности, ранний Шенберг уже весьма требователен к слушателю, хотя все еще красив и романтически изобразителен. И, несмотря на умиротворяющий финал секстета, аудитории трудно отвлечься от картин темного леса, который окружает испуганную осознанием своего греха героиню. Тем более, что наш — музыкальный — лес прорисован тончайше и точнейше, и в нем слышно чужое дыхание (это первая скрипка Бородин подает коллегам сигналы для синхронизации), что только усугубляет иррациональную тревогу.
Страшное не случается в первом отделении, но происходит во втором, которое закруживает взвинченного слушателя — от удара в дверь тяжелого кулака неумолимой судьбы до ураганной пляски смерти в финале. В первой части — поединке — Шуберт строит противоположные темы на одном музыкальном материале: скрипка и виолончель у него повторяют одни и те же музыкальные фразы. Как будто, смотря на Смерть, девушка видит собственное лицо — и осознает неизбежность того, что вот-вот произойдет.
Тишайшее начало траурной колыбельной во второй части усугубляет впечатление чего-то предельно интимного, происходящего здесь и сейчас именно с тобой. И к третьей, где ужас и отрицание сменяет гордое смирение — такое, что идет не от слабости, а от силы, — ты уже сливаешься душой с шубертовской героиней и ощущаешь с обжигающей ясностью, что тоже когда-нибудь умрешь.
Но в этой музыке столько по-настоящему человеческого чувства, а в тишине зала так явственно слышно дыхание исполнителей, которое ее пронизывает, что становится так же понятно: смерть уже проиграла и никогда не победит по-настоящему.
Об одном из первых европейских концертов пианиста Владимира Горовица, который его прославил, критик написал, что, «когда все кончилось, рояль лежал на эстраде, словно убитый дракон». Так и здесь: когда музыканты в последний раз вскидывают смычки, это выглядит как победа — несомненная и окончательная.
